Демографический крест и миграционный контур: анализ трансформации рынков труда Украины и стран ЕАЭС
Данные Всемирного банка о динамике совокупной рабочей силы с 1990 по 2024 год рисуют рельефную картину глобального перераспределения человеческого капитала. На одном полюсе стремительно растущие экономики Азии и Африки, пожинающие демографический дивиденд. Яркий пример — Индия, чей трудовой потенциал удвоился за три десятилетия, превысив 600 млн. человек. На другом, стареющие промышленные и постиндустриальные державы, столкнувшиеся с неумолимой математикой убыли населения. Япония и Китай, некогда локомотивы роста, демонстрируют устойчивую нисходящую траекторию, где пиковые значения численности рабочей силы остались в прошлом.
В этом глобальном контексте особый интерес представляют рынки труда постсоветского пространства, где демографические тренды усугубляются сложными миграционными процессами и геополитическими сдвигами. Так, Российская Федерация переживает наиболее масштабное в абсолютных цифрах сокращение трудовых ресурсов. Достигнув исторического максимума в 76.4 млн. человек в 1990 году, ее рынок труда после непродолжительной стабилизации в «тучные нулевые» вступил в фазу структурного спада. К 2024 году показатель снизился до 72.5 млн., что означает потерю примерно четырех миллионов трудоспособных граждан за полтора десятилетия. Эта негативная динамика обусловлена комплексом причин: демографической ямой 1990-х годов, низкой рождаемостью, а в последние годы усилившимся оттоком высококвалифицированных специалистов, что создает системные риски для долгосрочного экономического роста и инновационного потенциала страны.
Еще более драматичная ситуация сложилась на Украине, переживающей глубокий структурный кризис. После обретения независимости страна демонстрировала постепенное сокращение рабочей силы, однако события 2014 года стали точкой бифуркации. За короткий период с 2013 по 2016 год трудовой потенциал Украины сократился с 21.7 до 17.6 млн. человек. К 2024 году эта тенденция лишь усугубилась, опустив планку до 16.3 млн. Основными драйверами этого коллапса стали массовая трудовая миграция в страны Европейского союза, внутреннее перемещение населения и продолжающееся ухудшение демографической ситуации, приведшее к острой нехватке кадров в ключевых отраслях экономики.
Беларусь долгое время оставалась островком относительной стабильности, сохраняя численность рабочей силы на уровне около 4.7–5.0 млн. человек. Однако и она не избежала общей участи. Переломным моментом стал 2020 год, с которого началось устойчивое снижение с 5.02 млн. в 2019 году до 4.82 млн. в 2024-м. На первый план здесь выходят те же факторы, что и у соседей: демографический спад и нарастающая трудовая миграция, в первую очередь в Россию и Польшу, усугубленные внутренней социально-политической напряженностью.
Для понимания того, насколько типична или уникальна ситуация в этом «восточнославянском ядре», необходимо обратиться к анализу динамики в других государствах-членах ЕАЭС. Картина здесь оказывается полярно противоположной. Так, Казахстан демонстрирует модель устойчивого роста, сменившегося стабилизацией на высоком уровне около 10.3 млн. человек. Эта положительная динамика объясняется относительно благоприятной демографической ситуацией, положительным сальдо миграции, включающим репатриантов-оралманов, и притоком трудовых мигрантов из соседних стран. Фактически, Казахстан в рамках Союза превратился в страну-реципиент рабочей силы.
Кыргызская Республика представляет собой классическую модель «демографического донора». Ее рынок труда показывает постоянный и значительный рост с 1.9 млн. в 1990 году до 3.2 млн. в 2024-м. Высокий уровень рождаемости обеспечивает постоянный приток молодежи, однако внутренняя экономика не в состоянии его абсорбировать, что и порождает массовую трудовую эмиграцию в Россию и Казахстан. Растущий трудовой потенциал Кыргызстана косвенно поддерживает стареющие экономики северных партнеров.
Армения, пережив резкий спад в 1990-е, затем вышла на хрупкую стабилизацию вокруг отметки в 1.5 млн. человек. Хотя страна также зависит от трудовой эмиграции, ее демографическая ситуация, оставаясь сложной, все же позволяет поддерживать базовый трудовой потенциал без шоковых падений, подобных украинским.
Проведенный анализ позволяет сделать фундаментальный вывод о формировании внутри ЕАЭС устойчивого миграционного контура, компенсирующего демографический дисбаланс. Сформировался отчетливый «северный пояс» (Россия, Беларусь), характеризующийся старением и сокращением собственного человеческого капитала и растущей зависимостью от притока мигрантов. Ему противостоит «южный пояс» (Кыргызстан, отчасти Казахстан и Узбекистан), обладающий избыточным молодым населением, которое активно ищет применение за рубежом. Украина, находясь вне этого регулируемого миграционного контура, столкнулась с аналогичными структурными проблемами, но без инструментов их мягкой компенсации, что и предопределило более драматичные последствия.
В перспективе для стран «северного пояса» стратегическим императивом становится переход от экстенсивной модели роста к резкому повышению производительности труда, массовой автоматизации и цифровизации. Игнорирование же этих демографических императивов неминуемо ведет к долгосрочной экономической стагнации и усилению отставания в глобальной конкурентной гонке.
