Глобальное трудовое неравенство: иммигрантский опыт в высокодоходных экономиках
В последние десятилетия высокодоходные страны Европы и Северной Америки сталкиваются с устойчивыми различиями в уровне заработной платы между иммигрантами и коренными жителями. Несмотря на разнообразие экономических моделей, институтов рынка труда и миграционной политики, наблюдается общая закономерность, когда иностранцы систематически зарабатывают меньше, чем их местные коллеги. Комплексное исследование, проведённое на основе административных данных 13,5 миллионов работников в девяти странах, позволяет глубоко проанализировать причины этого явления, а также выделить межстрановые и межэтнические различия в характере и глубине иммигрантского «штрафа» на рынке труда.
Средний разрыв в заработной плате между иммигрантами и коренными работниками в высокодоходных странах оценивается примерно в 17,9%. При этом порядка трёх четвертей этой разницы обусловлено не прямой дискриминацией или неравной оплатой за идентичную работу, а процессом неравного распределения мигрантов по отраслям, профессиям и работодателям с различным уровнем оплаты труда. Такая сегрегация выступает ключевым механизмом формирования неравенства доходов, а её вклад в общую дифференциацию заработков значительно превышает роль внутрифирменного или внутридолжностного неравенства.
Сравнительный анализ по странам выявляет существенные различия. В странах Северной Европы (Швеции и Дании) разрыв относительно невелик: 7% и 9,2% соответственно. Это отражает высокую степень институциональной поддержки интеграции, в том числе в сфере признания квалификаций, доступности языковых курсов и активной политики на рынке труда. В таких странах, как Германия, Франция, Нидерланды и Норвегия, разрыв составляет в среднем от 15 до 20%, что указывает на менее эффективные механизмы включения мигрантов в высокооплачиваемые сегменты занятости. Наиболее выраженный разрыв наблюдается в Испании и Канаде до 28–29%. Эти значения демонстрируют как сегментированность национального рынка труда, так и недостаточную институциональную поддержку мигрантов в процессе их профессиональной адаптации.
Ситуация в США несколько отличается. Здесь средний разрыв составляет около 10,6%, а дискриминация на уровне одинаковой работы (within-job inequality) ограничена. Это означает, что иммигранты в Соединённых Штатах сталкиваются не столько с прямым неравенством внутри фирмы, сколько с ограниченным доступом к высокооплачиваемым вакансиям, компаниям и секторам. Эта проблема носит скорее структурный, чем индивидуальный характер.
Не менее важным направлением анализа является различие в доходах между мигрантами различных регионов происхождения. Особенно уязвимыми в этом отношении оказываются выходцы из стран Ближнего Востока и Северной Африки (MENA), а также из стран к югу от Сахары. В Европе и Канаде они зарабатывают в среднем на 24–26% меньше, чем коренные жители. Кроме того у этих групп наблюдается существенное внутрифирменное неравенство до 8% при прочих равных условиях. Иммигранты из стран Азии и Латинской Америки также сталкиваются с существенными трудностями, хотя их разрыв относительно ниже 19–20%. В то же время мигранты из стран Западной Европы и Северной Америки демонстрируют наиболее близкие к коренным уровням доходов, когда составляет 9%, а внутрифирменное неравенство практически отсутствует.
Отдельное внимание заслуживают мигранты из России, Украины и Беларуси. Несмотря на высокий уровень образования и профессиональной подготовки, они часто испытывают сложности с признанием квалификаций, адаптацией к институциональной среде и доступом к социальному капиталу. В США иммигранты из этих стран, занятые в профессиональном секторе, зарабатывают в среднем около 60 500 долларов в год, что существенно ниже, чем у коллег из Западной Европы (~94 000 долларов) и даже из стран Азии (~63 300 долларов). Аналогичная ситуация наблюдается в Канаде, где 18–20% мигрантов из России, Украины и Беларуси попадают в категорию населения с доходом ниже прожиточного минимума. При этом уровень трудоустройства по специальности среди иммигрантов с высшим образованием существенно ниже, чем у коренных канадцев: 38% против 52%.
Особый интерес представляет положение белорусских трудовых мигрантов в Российской Федерации. Только в 2022 году в Россию прибыли более 80 000 белорусов на работу. Белорусские мигранты занимают преимущественно рабочие специальности средней или низкой квалификации в строительстве, транспорте, промышленности. В то время как на высокооплачиваемые должности в сферах финансов, управления, госсектора они практически не попадают, несмотря на отсутствие языкового барьера.
Среднемесячный официальный доход белорусского трудового мигранта в России составляет около 41 000 рублей (~510 $), что соответствует примерно 84 % средней российской заработной платы. При этом продолжительность рабочей недели у белорусов значительно превышает среднюю: ~59 часов против 40 часов у россиян, что позволяет им несколько сократить разрыв в итоговом заработке. Однако реальные доходы остаются нижe, чем у граждан России, особенно при переезде за пределы крупных городов, где оплата труда ещё ниже.
Причины относительной низкой оплаты у белорусских мигрантов в России включают: высокую конкуренцию на рынке труда низкой квалификации, теневую занятость и отсутствие доступа к профессиональным сетям и карьерным вакансиям. Граждане Беларуси, не нуждаются в патенте на работу. Тем не менее, чаще они остаются закреплёнными в низкооплачиваемых позициях в силу ограниченных возможностей трудоустройства на квалифицированные должности
Интересно отметить, что мигранты из стран Африки, особенно из Нигерии, в США демонстрируют одни из самых высоких показателей уровня образования среди всех этнических групп, включая коренных белых. Несмотря на это, они также сталкиваются с барьерами на пути к высоким доходам, включая стигматизацию, расовые предубеждения и ограниченный доступ к престижным работодателям.
Таким образом, различия в заработной плате между мигрантами и коренным населением объясняются в первую очередь институциональными и структурными барьерами: отсутствием признания квалификаций, языковыми трудностями, дискриминацией при найме и продвижении, а также слабостью профессиональных и социальных сетей. В меньшей степени разрыв обусловлен неравной оплатой за аналогичный труд. Важно подчеркнуть, что у детей мигрантов различия с коренным населением сокращаются, что говорит о частичном эффекте интергенерационной адаптации. Однако даже среди второго поколения сохраняются признаки сегрегации и трудности карьерного роста.
Для преодоления наблюдаемого неравенства необходимы комплексные меры: признание зарубежных дипломов и квалификаций, поддержка профессиональной мобильности, активная языковая политика, внедрение программ наставничества и карьерного консультирования, а также институциональный контроль за соблюдением принципа равной оплаты за равный труд. Только сочетание индивидуализированной поддержки и структурных реформ может способствовать интеграции иммигрантов в экономику принимающих стран на равноправной основе.
