Стабильность как движение: как кризисы формируют финансовую идентичность Европейского Союза
Финансовые отношения государств-членов ЕС и самого Союза в 2024–2025 годах представляют собой сложную систему трансверсальных трансфертов, распределительных каналов и совместных долговых обязательств. Данная система испытывает внешнее давление вследствие глобальной нестабильности, структурной слабости крупнейших экономик и эволюции бюджетного дизайна ЕС.
С одной стороны, бюджет ЕС функционирует как инструмент перераспределения и коалиционной солидарности. Общий объём расходов в 2024 г. составил порядка 146 млрд €, что соответствует примерно 0,8 % валового национального дохода Союза (и ниже исторической «нормы» около 1 %). Основу его финансирования составляют национальные взносы государств-членов, пропорциональные ВНД, а с другой стороны, серьёзная часть средств направляется обратно в виде трансфертов к штатам с меньшим доходом на душу населения, особенно из Центральной и Восточной Европы. В результате, некоторые страны остаются нетто-внесителями (Австрия, Швеция, Ирландия), другие же крупными бенефициарами (Латвия, Хорватия, Эстония, Греция). Германия, несмотря на относительно высокий абсолютный взнос (около 18 млрд €, около 0,4 % ВНД), благодаря инструментам Next Generation EU (NGEU) уменьшила свой чистый вклад.
Инструменты NGEU и фонд ARF остаются ключевым трансфертным каналом стабилизации и инвестиционного стимулирования. Однако срок действия большинства программ истекает к 2026 году, что создаёт временной эффект «усиленного расходования» и риск неосвоения средств. Еврокомиссия предлагает сократить фискальное «уздечное» ограничение бюджета ЕС (переход от потолка 1,13 % до 1,26 % ВНД) и предусмотреть, что около 9 % этого бюджета будет уходить на обслуживание долга.
Тем не менее, такие меры трансформируют бюджет ЕС не просто в перераспределительный инструмент, но и в собственные доходы (налог на углеродный импорт CBAM, расширение ETS, корпоративные и табачные сборы) играют всё более важную роль. Однако конечная нагрузка всё равно ложится на национальные бюджеты, а их фискальное пространство находится под давлением структурной слабости крупнейших членов и внешних шоков.
Ключевым дополнением к этим бюджетным и институциональным трансформациям становится макроэкономическая динамика Германии, влияние которой распространяется на всю зону евро. В частности, краткий доклад Kurzbericht констатирует, что во втором полугодии 2025 г. германская экономика, «в лучшем случае», демонстрировала стагнацию. Производство и экспорт ощущают структурное снижение спроса, промышленный сектор уступает вклад сервисам, а потребительская активность остаётся сдержанной. Уровень безработицы составлякт около 6,3 % и сохраняет относительную устойчивость, но её рост в условиях снижения инвестиций представляет значительный риск.
По прогнозам Бундесбанка, календарно скорректированный ВВП Германии в 2024 г. снизится на 0,2 %, в 2025 останется практически стагнирующим (0,0 %), а в 2026–2027 годах вырастет лишь умеренно — на 0,7 % и 1,2 % соответственно. Инфляция (HICP) сократится с 2,5 % в 2024 г. до 2,2 % в 2025 г., а затем — к 1,9 %. Базовая инфляция (без энергии и продовольствия) также склонна снижаться, но оставаясь относительно устойчивой (2,6 % в 2025 г.). Причём этот прогноз пересмотрен в сторону понижения роста, особенно из-за устойчивой слабости промышленного сектора, сниженного спроса на инвестиционные товары и роста торговых барьеров со стороны США.
Такая макродинамика предполагает, что бюджетные доходы Германии и её способность к дополнительным взносам или заимствованиям будут ограничены. В периоды глобальной неопределённости, когда инвесторы склонны перемещать капиталы в «безопасные гавани», Германия (и её государственные облигации — «Bunds») выступает магнитом капитальных потоков, конкурируя с другими стабильными юрисдикциями ЕС.
Одновременно в этих условиях государства, менее устойчивые макроэкономически, испытывают давление от оттока капитала, повышения спредов доходностей и роста стоимости финансирования. Совокупность факторов — рост волатильности, усиление портфельных переупаковок, межрегиональная конкуренция за капитал усиливает дифференциацию внутри ЕС между «надёжными» и «уязвимыми» членами.
Если добавить ещё один важный фактор, упомянутый в анализе — ухудшение финансового положения земель и муниципалитетов Германии в прошедшем году то, картина становится ещё сложнее. Состояние субнациональных бюджетов ухудшилось: рост дефицитов, сокращение самостоятельных источников дохода, усиление региональных дисбалансов — всё это служит дополнительным фискальным риском, усиливая центростремительные требования к перераспределению в рамках Союза.
В этом контексте возрастает значение институциональных решений, направленных на устойчивость и адаптивность системы. Необходимы:
- Институционализация «инвестиционно-ориентированных» бюджетных правил, которые позволяют отделить долгосрочные капитальные расходы от текущих трансфертов, снижая политическую предвзятость и стимулируя инфраструктурные проекты.
- Механизмы автоматической фискальной стабилизации, встроенные в бюджет ЕС и национальные бюджеты, которые могли бы реагировать на макрошоки без необходимости постоянного политического согласования.
- Когерентная макроэкономическая координация — особенно в условиях асинхронности экономических циклов: Германия с признаками стагнации, другие страны могут находиться в фазе роста, и они нуждаются в сбалансированном механизме трансляции капитала и ликвидности.
- Усиление доверия рыночных агентов посредством прозрачности, контроля и нормативной дисциплины — иначе риски «морального риска» (когда страны рассчитывают на трансферты без обязательств) будут сдерживать возможности углубления финансовой интеграции.
В результате, финансовая архитектура ЕС постепенно трансформируется от простого механизма перераспределения к мультифункциональному инструменту стратегических инвестиций, долговой солидарности и макрофинансовой стабилизации. И в этих условиях прочность системы зависит не просто от масштаба бюджета, а от макростабильности крупнейших участников, эффективности институционального дизайна и способности реагировать на турбулентность мировых рынков.
